С начала существования «Синема Рутин» наша редакция находится в тесном сотрудничестве с «Подписными». Для нас, как и для многих людей, это уникальное место с удивительной атмосферой, созданное с огромной любовью к литературе. «Артем Макоян» – кинодраматург, сценарист, музыкант, действующий автор
и редактор «Подписных изданий». В разговоре с Варварой Тираховой он рассказал о внутренней кухне издательства, о его личном опыте работы и пути из сценариста
в редакторы.
В.Т.: Давай начнем разговор с твоей писательской деятельности. Я почитала многие твои тексты. Они все невероятно разные. Ты и про театр пишешь, и про музыку, и про литературу, и про кино. Подобный универсализм – огромная редкость, как так получилось?
А.М.: У обращения к каждой из этих сфер есть объективная причина, причем личный интерес я воспринимаю тоже как объективную причину. Мне с детства хотелось, чтобы меня окружали вещи, вызывающие любопытство. Всю жизнь
я стараюсь сделать так, чтобы мое любопытство или мой интерес к той или иной области были не направлены только на меня, а чтобы они каким-то образом проецировались вовне. Обращение к той или иной сфере означает, что мне она любопытна, хочется узнать о ней больше. Однако всегда есть дополнительная ответственность относительно темы и сферы, о которой пишешь, и относительно издания, для которого ты пишешь. Меня такая ответственность вдохновляет, поэтому появление новой темы воспринимается и как испытание, и как возможность узнать побольше, и как шанс отточить перо. Я, честно говоря, каждый раз удивляюсь, как мне доверяют такие материалы – поэтому мне важно оправдать это доверие. Каждый текст пишется не просто на какую-то тему, а для конкретной цели, под каким-то конкретном взглядом – для меня это игра. Например, составляя текст, условно посвященный театру XX века (материал абсолютно не из моей сферы ни по образованию, ни по основному интересу), ты ограничен системой определенных условностей манеры и стиля; или когда пишешь, например, о барочной музыке, где есть свои границы, за которые можно выходить, и категории, с которыми можно играться. Желание, интерес, игра – три составляющие мотивации для написания материала.
В.Т.: Расскажи про свое образование. Когда и как начал писать?
А.М.: Я учился на кинодраматурга в Институте кино и телевидения в Санкт-Петербурге. Занятия драматургией, обучение на сценариста в большей степени повлияли на меня как раз как на автора. Хотя сочинения в школе я всегда любил писать (классическая история для пишущих людей), но я никогда не рассматривал это как реальную возможность. Публично писать я начал в КиТе – надо было составить письменное мнение о чем-то просмотренном или прочитанном. Я начал смотреть, какие вокруг есть издания, сайты, блоги, где можно опубликоваться. Брался за некоторые тематики, предлагал себя, писал администраторам, редакторам, но на тот момент ничего из этого не вышло. Я либо начинал и бросал, либо тексты были далеко не высокого качества. Параллельно я занимался переводами с английского. К созданию материалов я подошел, в первую очередь, через перевод, который и сейчас остается для меня довольно важным делом. Ведь когда изучаешь музыку, кино, ты тоже постигаешь язык того или иного искусства, изучаешь его. Получается, что все взаимосвязано.
В.Т.: Мне очень нравится твой междисциплинарный, семиотический подход – изучение произведения через погружение в язык того или иного вида искусства. Нахожу его универсальным и максимально результативным.
А.М.: На самом деле, возможно, эта междисциплинарность связана с отсутствием образования в тех сферах, где присутствую. Я нигде не учился писать –
в университете или на каких-нибудь курсах, – ни редакторскому делу, ни составлению материалов. Я прошел самообучение, вероятно, даже в некоторых местах более строгое и более длительное, шишек было больше набито –
и продолжают набиваться до сих пор.
В.Т.: Это, на самом деле, удивительно, потому что, когда я читала твои тексты, у меня было убеждение в том, что, наоборот, у тебя есть мощная академическая база, есть методика, научная школа, которая в тебя вложила универсальные навыки работы
с текстом. Возможно, это сценарное образование, потому что в любом случае
в каждом тексте должна быть драматургия, структура, композиция, конфликт.
А.М.: Ощущение структуры в какой-то момент стало проявляться интуитивно.
Я не знаю благодаря чему. Может быть, благодаря музыке, потому что разбор музыкальной композиции – тоже работа с драматургией. Но в моменте написания
я не думаю о терминологии, о стилистике или о какой-то школе – все интуитивно. Иногда чувствую недостаток теоретической базы и пытаюсь его восполнять по мере возможностей, но пока есть как есть.
В.Т: Значит, ты кинодраматург, сценарист.
А.М.: Да, у меня в дипломе так написано.
В.Т.: КиноПоиск указывает две твоих работы. Одну я не смогла посмотреть, а вторую посмотрела – это клип группы «АукцЫон» на песню «Мечта». Расскажи, как это было?
А.М.: Это случилось в ковидный 2020 год. Мой знакомый (Илья Митрофанов), который учился на режиссуре в КИТе, познакомился с участниками группы.
Он позвонил мне и предложил разработать идею клипа для них, потому что я уже помогал ему с другими сценариями, еще когда учился в институте. Вот, собственно, и сняли. Я, кстати, даже какую-то роль играл в нем, вроде одного из этих людей
с мешками на голове.
В.Т.: Ты по песне писал сценарий?
А.М.: Да, там была конкретная песня. На самом деле основная задумка была Ильи, потому что он их очень любит, слушает, а я какие-то штрихи доводил, просто дорабатывал. Наши дороги потом разошлись, мы больше ни над чем не работали, но был такой опыт.
В.Т.: Эта работа действительно показалась мне очень интересной – там огромное количество отсылок к произведениям живописи, в первую очередь, конечно,
к сюрреализму. Задумывались ли вы о использовании подобных интертекстов во время работы над сценарием или так сложилось интуитивно?
А.М.: Была бы красивая история, если бы это задумывалось, но я бы такое запомнил. В целом меня прельщает в произведениях искусства то, что полученное
в результате образует экосистему интертекстов, домыслов. При этом изначальное зерно и те факты работы, которые были в него вложены, оказываются уже не так важны, они находятся где-то там, в глубине. Наверное, талант и сила автора проявляются как раз в способности создать вот такое поле, в котором приятно находиться, искать новые мотивы, образы, смысла которых, возможно, там даже отродясь и не было. Я сейчас даже не про эту работу, а в принципе про отношение
с искусством.
В.Т.: Ты бы сейчас хотел работать с кем-то другим, может быть, сейчас работаешь?
А.М.: Сейчас нет. Я получил много полезного, что проявляется в других вещах, которыми я занимаюсь. Не знаю, что будет в будущем, но сейчас чувствую, что мне
в этой сфере пока делать нечего.
В.Т.: Тогда давай перенесемся в сегодняшний день и поговорим о твоей редакторской деятельности. Ты редактор «Подписных изданий», как ты к этому пришел?
А.М.: Сначала я работал как сотрудник зала, проводя 10-часовые смены, бродя по залу, перекладывая с места на место книги и разговаривая с гостями, что мне нравилось больше всего. В какой-то момент я начал писать книжные подборки, которые публиковались на сайте и в рассылках; приходил с инициативой, а ребята позволяли ее реализовать. Затем мне начали присылать какие-то фрагменты на вычитку и отчасти на редактуру, во время выхода серии книг совместно с журналом «Искусство кино», посвященной советским фильмам («Берегись автомобиля» Эльдара Рязанова (1966), «Иван Грозный» Сергея Эйзенштейна (1944), «Долгая счастливая жизнь» Геннадия Шпаликова (1966) и так далее). При этом я никогда не думал о редакторской работе до января 2022 года. В первые январские дни как обычно работал в зале и ко мне пришла мысль: «А что если подойти к ребятам (начальству) и прямо сказать о своем желании помогать больше, чем сейчас?»
Я даже придумал себе речь, но так ей и не воспользовался, потому что в какой-то момент меня самого вызвали и прямым текстом предложили стать редактором. В тот момент просто все сложилось: расширилась издательская программа, появилось больше возможностей, потребовался дополнительный человек, и этим человеком оказался я. Все остальное я уже постигал в процессе работы бок о бок с главным редактором – Арсением Гаврицковым, потрясающим коллегой, другом, просто наблюдая за которым, можно очень многому научиться. Он и моя не менее потрясающая начальница, Арина, до сих пор помогают и вдохновляют меня.
В общем, работа уникальная.
В.Т.: Кто такой редактор книжного магазина? Насколько я понимаю, ты и редактор издательства, верно?
А.М.: Да, я считаюсь редактором издательства, но поле редакторской деятельности распространяется и на сам магазин. У нас есть сайт, группа ВКонтакте и канал
в Telegram, есть рассылка, которую мы раз в месяц отправляем людям – все это наполнено текстами, все сделано руками, умом сотрудников «Подписных изданий». Мы, собственно, эти тексты пишем, вычитываем, общаемся с их авторами – нашими коллегами. Через нас проходит весь этот поток оформления. В издательской деятельности мы ведем книгу от PDF/Word-файла до объекта со страницами
и с обложкой, который продается на полках магазина. В целом наша работа – это координация, продюсирование книги.
В.Т.: В чем смысл переизданий в рамках вашей издательской деятельности?
А.М.: На самом деле у нас их было не много. Например, в 2022 году мы переиздавали автобиографию Федерико Феллини, которая выходила на русском
в СССР только в середине 1980-х годов. В прошлом году мы выпустили роман Наталии Гинзбург «Семейный лексикон», текст которого подвергся перередактуре
и дополнительному переводу наиболее проблемных мест. Все это – тексты, которые мы считаем актуальными, поэтому переиздаем и исправляем те или иные неточности, которые были допущены в прошлом по разным причинам, от изолированности СССР и непонятности советскому переводчику некоторых будничных реалий зарубежных авторов до банальной невозможности погуглить
те или иные моменты. От того и издавать новые переводы справедливее, честнее,
да и просто приятнее. Но той поры есть переводы прекрасные, точные по духу и по стилю — их, конечно, нет смысла переделывать. Мы обращаемся к знаковым авторам и к работе привлекаем современных квалифицированных специалистов. Получается дополненный, актуальный на сегодня перевод.
В.Т.: Конечно, история до боли знакомая любому гуманитарию: берешь любое советское издание, возможно, даже какую-то абсолютно научную и классическую литературу (Проппа, Лотмана, Бахтина) и моргаешь на формальный галочках эзопова языка («буржуазное», «марксистско-ленинское», «советское»). Издательские правила были достаточно жесткими, всем приходилось по ним играть, даже мастодонтам мысли.
А.М.: Абсолютная правда. Иногда просто невозможно читать советские музыковедческие книги, особенно если это биография каких-нибудь композиторов, потому что Бах или Бетховен – персоны уже обожествленные – вдруг оказываются советскими композиторами, пролетариями по крови. Вся их жизнь и творчество интерпретируется с этих позиций. Мне в руки однажды попала книжка про Баха, которая перенесла четыре переиздания с 1930-х до 1950-х годов. Все потому что Бах – немецкий композитор, а отношения с Германией за эти 30 лет несколько раз менялись кардинально: от сотрудничества до войны и снова к сотрудничеству и разделению. И каждый поворот истории отразился в этой книге. Переписанная история, не имеющая к музыке абсолютно никакого отношения.
В.Т.: Почему «Подписные» не становятся сетью? Почему только один магазин?
А.М.: Сети книжных магазинов и так есть. Зачем нужна еще одна? К тому же еще одни «Подписные» вряд ли получатся такими же. Я бы ответил так: нет ни желания, ни необходимости это делать. Мы стараемся делать лучше то, что есть. «Подписные» – это место, сделанное из любви, как бы пафосно это ни звучало: из любви к делу, из любви к Петербургу, из любви к семье, к истории. Боюсь, что если эту любовь тиражировать, распределять по разным местам, то ее в итоге будет меньше.
В.Т.: Есть представление, что в советском прошлом все авторы были очень грамотными, а сейчас ошибка на ошибке. Ты разделяешь это мнение? Насколько сложно вычитывать?
А.М.: Я так скажу: авторы и не должны быть грамотными, потому что книга, перед тем как появиться на полках, проходит жернова редактора, корректора, которые должны отсеять все ошибки и все неточности. Если книга потом появляется
с опечатками или с какими-то орфографическими деформациями, то это как раз на их совести. Да, в Советском Союзе, на мой взгляд, действительно был порядок на 99,5%, какую книгу ни возьми – ошибки есть, но их экстремально мало. Возможно, тут можно сказать, что была особая редакторская школа. Вычитывали дотошно, досконально, но я не могу сказать, что сейчас это делают спустя рукава. Думаю, все зависит просто от тех темпов, в которых приходится работать. Несмотря ни на что, сейчас выпускается порядочное количество книг. Работа может идти параллельно над несколькими рукописями, и тут может появиться элемент недосмотренности.
В общем-то, мы обычно всем редакторским отделом сидим и вычитываем с лупой перед тем, как отправить в печать. От автора главное – идея, живой взгляд, а уж над грамотностью можно работать редакторам и корректорам.
В.Т.: Тебе легко работать с авторами?
А.М.: Да, это продолжение общения с людьми, которое нравилось мне больше всего в работе книготорговцем. Только теперь мы общаемся о книгах с другой точки зрения, в постоянном творческом процессе, не без тяжелых моментов, конечно, но все это преодолеваемо.
В.Т.: Мы с тобой оба, как выяснилось, самоучки в редакторском деле. Есть ли какие-то принципиальные позиции в редактуре? Может быть, какие-то находки, открытия, которые в редакторском деле ты для себя делал? Например, я в какой-то момент поняла, что для меня очень важен авторский стиль, то есть я готова поступиться лингвистической неточностью ради авторской красивости.
А.М.: У меня в целом очень изменился процесс работы над собственными материалами. Раньше было так: текст написал – достал, как из печи, такой горячий,
и выбрасываешь дальше, никогда больше туда не смотришь, потому что он потом кажется тебе инородным. А теперь появилась привычка прорабатывать написанное более подробно, если позволяют сроки. Это пришло ко мне только вместе
с редакторской работой. Когда я получил возможность посмотреть на текст
с позиции именно наблюдателя, а не читателя, я смог перенести эту позицию наблюдателя к собственному тексту. Я научился более объективно смотреть на свою работу.
В.Т.: Опиши, пожалуйста, портрет современного читателя. Распространено мнение, что люди сейчас читают мало, а если и читают, то скорее в цифровом формате, нежели в бумаге. Кто такой современный читатель и постоянный покупатель «Подписных»?
А.М.: На самом деле это миф и неправда. Сегодня книги как средство отвлечения, отдыха и некой опоры нужны как никогда. Мне кажется, что исходя из этих потребностей люди и приходят к нам. При этом поддержать может как какой-нибудь художественный роман отдаленной эпохи, так и некий современный текст, который описывает животрепещущую тему. Сейчас книгами пользуются и при поиске ответа на экзистенциальные вопросы у всезнающей истории культуры, и при попытке отстраниться от действительности. В Петербурге читают как минимум везде –
в барах, на остановках, в транспорте, на мосту через Неву... При этом можно отметить определенные изменения. Недавно я впервые за долгое время несколько дней проработал сотрудником зала: любопытно было заметить, что сейчас люди четко понимают, зачем идут. В этом огромном мире литературы они чувствуют, что им нужно, что они хотят подарить, что они хотят отдать почитать кому-то другому или оставить для себя.
Чтение сейчас нужно и в электронном формате, даже аудиокниги. Мы сотрудничаем с Букмейтом (ныне – Яндекс Книги), сервисом электронных книг, и печатаем книги, которые есть у них в аудио и электронном форматах. Мы выбираем неизвестные книги известных авторов. Например, Луиза Мэй Олкотт, известная всем по роману «Маленькие женщины», написала роман «Под маской, или Сила женщины» под мужским псевдонимом, потому что у нее не было возможности опубликоваться.
Он стал абсолютным хитом нашего издательства, мы уже третью допечатку делаем. Казалось бы, эта книга есть в электронном формате, но ее все равно берут в физическом, что довольно показательная история.
В.Т.: В рамках разговора об актуальном контексте кажется интересной история
с черными строками в книге «Пазолини. Умереть за идеи» Карнеро Роберто издательства «АСТ». Как ты ее воспринял?
А.М.: Я отвечу просто и кратко, не углубляясь в издательские дебри: это, конечно, документ эпохи. Я сам его купил себе именно в таком качестве, так как к фигуре Пазолини отношусь в целом спокойно. Литературный ready-made, книга приобрела настолько бешеную популярность именно из-за черных строк, что издательство
в спешке делало дополнительный тираж. Но ничто не вечно под луной, вспоминая книжку про Баха, которая от издания к изданию отражала изменение государственной идеологии.
В.Т.: Ты музыкант и композитор, что тоже указано везде. Скажи, пожалуйста, как ты относишься к киномузыке? Есть ли любимые кинокомпозиторы, может, тандемы какие-то? Как музыкант воспринимает эту сферу кино?
А.М.: Честно сказать, не особо вдохновляюсь киномузыкой, особенно современной, условным Хансом Циммером... Такая музыка прекрасно работает в связке с изображением и тем самым исполняет свою придаточную функцию. Вне кинематографического контекста она не вызывает таких эмоций и интереса с точки зрения структуры, тематического развития. Но мне очень нравятся композиторы, которые работали к кинематографе в ХХ веке: Бернард Херрман, Жорж Делерю, Мишель Легран, да и отечественные классики киномузыки. Музыка той поры меня очень сильно впечатляет, часто ее переслушиваю. Что еще добавить… Потрясающая работа Йоакима Хольбека в фильме «Европа» Ларса фон Триера (1991); музыка Олега Каравайчука к фильмам Киры Муратовой, к «Коротким встречам» (1967).
В.Т.: Я фанат киномузыки Альфреда Шнитке.
А.М.: Шнитке вне категорий, потому что это птица совершенно другого полета. По-моему, Олег Нестеров, который делал книгу про киномузыку Шнитке, сказал, что кино деформировало Шнитке – после работы в кино ему было сложно отстраниться от такого метода создания музыки. Но в целом Шнитке потрясающий, без каких-либо «но»: и в кино, и в других музыкальных направлениях.
В.Т.: Советская культура в целом тема интересная. Даже советская анимация в плане музыки была невероятно любопытна.
А.М.: В этом контексте невероятно ценен цикл про советскую киномузыку уже упомянутого Олега Нестерова «Три степени свободы. Музыка > Кино > СССР», сейчас как раз выходит третья часть, посвященная киноработам Александра Кнайфеля. От советских произведений остается атмосфера того, как ты это посмотрел первый раз на кассете или по телевизору, но сама музыка просто потрясающая и отдельно от фильмов. Упомянутая мной серия книг – возможность смотреть чисто на музыку.
В.Т.: У тебя есть любимый кинорежиссер?
А.М.: Одного нет, но есть пул любимых: Гаспар Ноэ, Ларс фон Триер, Рауль Руис. Во-первых, мне нравится, как эти люди обращаются с киноматериалом. Во-вторых, произведение искусства должно брать тебя за шкирку и трясти. Если ты выходишь после фильма под хоть каким-то впечатлением, то это уже ценно. Если это впечатление тебя еще какое-то время тревожит, то это вдвойне ценно. Фильмы этих режиссеров тревожат меня и физически, и интеллектуально – о таком сочетании именно Руис, конечно.
В целом у кинематографа такая богатая история, и так много фильмов, которые тебя оставляют буквально ни с чем. Я когда-то вел «просмотровый» дневник, куда записывал все, что смотрел. В итоге я его бросил, поняв, что я просто не помню, посмотрел я тот фильм или нет, как будто мимо прошел. Про фильмы этих режиссеров я так сказать не могу. Как минимум поэтому они мне так ценны.
В.Т.: Действительно, искусство не должно оставлять человека спокойным. Должна появиться какая-то тревога при взаимодействии с искусством.
А.М.: Да, оно тебя тревожит, обращаясь к твоему собственному опыту, твоему прошлому, при этом направляя и наставляя тебя в какой-то мере.
В.Т.: Есть мнение, что у нас сейчас кинопублицистика сильно упала. После высокого стиля и мастерства, сейчас все свалилось в формат мемных заметок в соцсетях. Если у тебя какое-то мнение по этому поводу? Может быть, есть фавориты
в кинопублицистике, возможно, что-то из самиздатов?
А.М.: Мне кажется, просто сменилась эпоха. Огромные тексты, каждый из которых не по объему, но по значимости заслуживает быть отдельной книгой, со сменой поколений, средств коммуникации просто отходят в прошлое. Я могу предположить, что люди просто домой едут на метро, им надо посмотреть что-нибудь дома, и они листают телеграм-канал, а там одной фразой написано, стоит ли фильм смотреть, что от него ждать – вроде достаточно. За всех, конечно, я ни в коем случае не говорю.
Развитие самиздата – однозначный вариант выхода из кризисной ситуации, потому что это делают ребята с профессиональным образованием, но более важно, что
с огромной любовью к кино и его анализу: "К!" или, например, "Кинема", которая образовалась на базе моего института. Они публикуют материалы на неочевидные темы, которые касаются как современного кино, так и кинематографа прошлого.
Вы тоже формируете свой взгляд, включая и визуальную составляющую – это уже серьезно. Серьезность, мне кажется, сейчас очень нужна, особенно вот в таких сферах, которые направлены на анализ: киноведение, музыковедение, литературоведение. Сейчас много рецензий в две строчки, мы уже выше говорили,
а за счет таких журналов возможно вернуть необходимость более глубокого взгляда на вещи. Спасибо вам за то, что делаете его и не прекращаете.
Касательно вопроса о любимых публицистах я дам очевидный для себя ответ – это мой бывший преподаватель Алексей Гусев. Человек огромного интеллектуального таланта, непомерной интуиции, мудрости, на парах у которого я сидел буквально с открытым ртом. Он до сих пор пишет и работает, за что мы все, кажется, должны быть благодарны.
В.А.: Спасибо огромное тебе лично за разговор. И от всей нашей редакции спасибо «Подписным изданиям» за постоянное и продуктивное сотрудничество. Для нас это очень важно и ценно.
