В октябре на первом фестивале актуального российского кино «Маяк» состоялась премьера фильма Алексея Федорченко «Новый Берлин» (2023), завершающего трилогию его «документальных сказок». Премьеру ждали все киноманы, в том числе вся наша редакция, о чем мы писали во втором выпуске, пытаясь определить место уникального кинематографа Федорченко в современном художественном процессе. Фильм вызвал бурю эмоций и восторженных реакций, став, по мнению Надежды Васильевой-Балабановой, сопоставим в кинематографе с «Моной Лизой»
в живописи. «Новый Берлин» уже вовсю марширует по отечественным кинофестивалям.
К радости жителей столицы, недавно было объявлено, что 10 ноября на фестивале, посвященном 114-му дню рождения кинотеатра «Художественный», пройдет показ «Нового Берлина». Александру Гвоздеву удалось лично поговорить с режиссером
о его новой картине, творческом пути и специфике грани между документальным
и игровым в кинематографе Федорченко – режиссера иного мира, по мнению нашего редактора и одного из авторов второго выпуска.
А. Г.: Как изменилось ваше отношение к киноискусству за двадцать лет творчества? В чем вы видите его миссию?
А. Ф.: Я не вижу никакой особой миссии. Я просто понимаю, что мне это интересно, и интересно, надеюсь, еще кому-то. Мы стараемся делать не на один-два уик-энда,
а на века. Все фильмы, которые мы сделали, до сих пор работают, а не пропадают из памяти зрителя – и мне это нравится. Однако мне больше нравится делать, чем показывать. Процесс гораздо увлекательнее результата. Тем более я настолько не понимаю прокатчиков и вообще прокатную систему, что я перестал об этом думать, поэтому я лучше сделаю еще один фильм, чем буду насильно показывать его кому-то.
А. Г.: Вы снимаете фильмы каждый год, у вас есть собственная киностудия.
Не превратилось для вас кино в рутину?
А. Ф.: Нет, не превратилось. Все потому, что я делаю только то, что хочу, и то, что, мне кажется, не сделает никто другой. Поэтому я никогда не брал заказы. Я понимаю, что как только появляется заказ, сразу в картину проникает чье-то мнение, а это мне не по душе. Я один-два раза так сделал – мне не понравилось.
А. Г.: Какую ответственность накладывает статус одного из самых крупных режиссеров авторского кино в России?
А. Ф.: Примерно такую, какую токарь несет перед страной.
А. Г.: На кинофестивале «Киношок» в Анапе, где вы были председателем жюри, прозвучали слова, что главным режиссером, который вас вдохновил, был Такеши Китано. Чему именно вы научились у японского мэтра?
А. Ф.: Я стараюсь не учится, мне просто очень нравятся его фильмы, его творческая наглость. Он ничего не боится и ничего не стесняется – он сам по себе. Ведь
в 2000-е Такеши Китано повлиял не только на меня, но и на всех российских режиссеров. Все были под его влиянием: Борис Хлебников, Алексей Попогребский (да все режиссеры, наверное), ведь все фильмы последних десятилетий похожи
и на «Кикуджиро» (1999), и на «Фейерверк» (1997). Хотя все это, конечно, несравнимо, его невозможно повторить.
А. Г.: А если говорить о кинематографистах, которые вам по режиссерскому методу ближе, кого бы вы назвали?
А. Ф.: По методу вряд ли кого-то можно назвать. В России, насколько знаю, никто
не занимается тем, чем занимаюсь я. Но для меня близки режиссеры, которые занимаются киноязыком. Таких крайне мало: тех, кто хочет не просто понравиться зрителю, но и сказать ему нечто новое и, возможно, пока не до конца ему понятное. Зритель смотрит в первую очередь во вчерашний день, он ищет что-то знакомое.
А вот есть режиссеры, думающие о завтрашнем дне: они ищут новые слова, новые предложения, а не работают с устоявшимися конструкциями. Они редкость – я их уважаю.
А. Г.: А кого к таким относите?
А. Ф.: Это Александр Сокуров, Андрей Сильверстов… Таких режиссеров очень мало.
А. Г.: Недавно состоялась премьера вашего фильма «Новый Берлин». Изначально фильм назывался «Енотовый город». Почему изменилось название?
А. Ф.: Мне очень нравится название «Енотовый город», сейчас так называется вторая часть фильма (первая называется «Тайна пятисот пропавших девственниц».) «Новый Берлин» более точное название фильма, на нем и остановился.
А. Г.: Первая сцена «Нового Берлина» звучит как манифест. «Реальности в кино
не бывает», – звучит реплика Марины Разбежкиной, когда обсуждается неигровое кино. Где в ваших фильмах проходит граница между художественным
и документальным?
А. Ф.: У меня сейчас получилось две кинотрилогии. Одна трилогия – игровая, которая смотрится как документальная. А вторая – документальная, которая смотрится как игровая. Поэтому границы мне провести очень сложно. Я стараюсь делать микс. Гораздо интереснее работать на стыке. От фильма к фильму эта граница по-разному проходит. Скучно делать чисто игровое или чисто документальное. Режиссер, по сути, это демиург, и глупо не воспользоваться возможностью создать новый мир. Реальность не хочется множить.
А. Г.: «Антарктида. Неизвестные и невероятные истории белого континента» – это книга, опубликованная в 2021 году, говорит об экспедиции нацистов на самом необжитом материке. В чем вы видите факторы актуализации сюжета этой книги
и вашего фильма в последнее время?
А. Ф.: Ну, таких книг десятки. К тому же, как вы знаете, сценарий был написан еще
в 2008 году, а задуман вообще в 2006. Уже тогда книг на эту тему было много,
а с тех пор еще добрая сотня, наверное, вышла. Дело в том, что это общеупотребимый базовый миф – База “211”, убежище нацистов, сокрытое во льдах Земли Королевы Мод. Но когда эта тема поднималась, все уходило, как правило,
в фантастику: летающие тарелки, мамонты или всякие внеземные дела. Мне же было интересно показать людей, которые изживают из себя фашизм. Когда писался сценарий, это было необычно, а стало актуальным через 15 лет.
А. Г.: Вы часто обращались к самым различным культурам и народностям: мари, меря, ханты, народы Кавказа. В этот раз звучат мотивы древних латиноамериканских племен. Как происходило изучение материала?
А. Ф.: Как обычно. Я писал первую часть по готовым фотографиям. Так случилось, что в 2006 году российская театральная делегация была направлена в Колумбию. Они собирали ощущения для спектакля по Маркесу, им удалось выехать всем театром. Они привезли с собой тысячи фотографий, по этим фотографиям мы
с Олегом Лоевским писали первую “колумбийскую” часть - там были и Медельин,
и Картахена, и Богота - сотни объектов. Вторую “немецко-енотовую” часть написал Денис Осокин.
А. Г.: Как для вас связаны нацисты и ацтеки?
А. Ф.: В первую очередь тем, что Южная Америка 1950-х – это основное место
для немцев-переселенцев. Большинство фашистов сразу побежало туда от американских и советских войск. Парагвай, Уругвай, Аргентина, например, стали странами, где очень многие говорят по-немецки. Мне всегда было интересно смешение культур. Я снимал документальный» фильм «Ветер Шувгей» (2010)
о болгарских поселениях в тайге Коми. В 60-е годы там было построено четыре комсомольских болгарских города для лесорубов по решению СССР. Я снимал
об их болгарской культуре, существующей на территории республики Коми. То же самое и в Южной Америке, где смешались две абсолютно разные культуры. Подобные примеры смешения культур создают не только поле для документа,
но и поле для фантазии.
А. Г.: Все персонажи во второй части поражены неким заболеванием кожи. Лично для меня это было визуальным воплощением того, что люди поражены идеями нацизма. А что для вас значил этот образ?
А. Ф.: Ну, вы в целом все правильно угадали. Они поют песню о том, что история умерла, а мы родились. У них есть ощущение, будто они начали с чистого листа жить (как минимум, убеждают себя в этом). Но на самом деле они живут на базе прошлой цивилизации, которую Третий Рейх создал. Именно поэтому они с енотами обращаются так же, как нацистская пропаганда работала с образом фюрера.
А. Г.: Хотелось бы еще задать вопрос о саундтреке: основным мотивом звучит песня «Rumba Azul» группы Lecuona Cuban boys. Она известна тем, что является любимой композицией самого известного летчика люфтваффе Йоакима Марселя. Этот выбор – совпадение? Как вы подбираете музыку для своих картин?
А. Ф.: В песне замечательного Марка Мермана “Новый Берлин” которая звучит
в конце фильма есть строки: “... лучший летчик Люфтваффе слушал румбу Азул…”. Музыку отбираю всегда по-разному. Когда мы делали «Больших змей Улли-Калле» (2022), я услышал гармониста, который ночью на нашей турбазе в горах Кавказа играл замечательные песенки. Я записал его, снял. Все песни вошли в фильм.
В «Небесных женах» (2012) я попросил жену директора деревенского Дома культуры спеть марийские песни, которые поют в этой деревне - все 12 песен вошли в фильм. Сейчас у меня два замечательных композитора – Андрей Карасев и Роман Цыпышев. Они поочередно пишут музыку для наших фильмов. А с песней «Новый Берлин» вообще чудо случилось - я очень увлекался творчеством поэта
и исполнителя своих песен Марка Мермана. У меня было шесть его дисков,
я постоянно слушал их в машине. И тут оказалось, что он любит мои фильмы.
Мы с ним подружились заочно (он в Америке живет), и он предложил написать
для нового фильма песню!
А. Г.: Но, судя по нашему разговору, о прокате вы пока не думали, так?
А. Ф.: О прокате я пока не думаю, хотя договоры сейчас заключаются и очень неплохие (на кинотеатральный и на цифровой прокат). Так что все нормально.
А. Г.: Что вы думаете о печатных изданиях о кино? Актуальны ли они до сих пор или это уже явление уходящее?
А. Ф.: К сожалению, уходящее. С горем замечаю, что культура домашних библиотек пропадает. Здорово, что еще издаются бумажные издания. Не уверен, но очень надеюсь, что печатные журналы еще долго будут жить, хотя бы для истинных коллекционеров.
Я обожаю книги, собираю большую библиотеку.
