В Вологде прошел 12-й фестиваль молодого кино Voices — одно из ключевых культурных мероприятий для области. В основной конкурс попали шесть картин из разных стран, а призы забрали французская караоке-мелодрама «Рецепт счастья» Амели Боннен с открытия Канн и зловещая алтайская драма «Волки» Михаила Кулунакова. Перед началом смотра с куратором программы Сергеем Дешиным и директором фестиваля Максимом Горбовым поговорила редактор «Синема Рутин» Ная Гусева — публикуем разговор коллег.
Ная: Вологда за последний год претерпела некоторые изменения. Как это повлияло на фестиваль?
Максим: Главное, пожалуй, в том, что к нам продолжают приезжать друзья, гости. Они знают: начало июля — значит, Вологда, VOICES. Все будет, все состоится. Несмотря на происходящее в общественно-политической жизни, фестиваль остается ориентиром. И нам это, честно говоря, приятно. Когда мы только задумывали фестиваль, правительство Вологодской области много говорило о развитии туризма. Похоже, сейчас это действительно работает: фестиваль жив, у него сильная программа, хорошие гости, отличная пресса. Возник некий ореол, мощное сообщество вокруг фестиваля.
Ная: Ну комьюнити вокруг фестиваля действительно большое.
Максим: Да-да. И если бы его не было — ни сообщества, ни зрителя в зале — фестиваль, наверное, можно было бы считать завершенным. А так — все это есть, и оно работает.
Сережа: История с комьюнити — это действительно приятное открытие. Есть часть гостей, которые приезжают каждый год: для них это уже почти рабочая командировка. Но в этом году особенно заметно, как много новых кураторов из Москвы — из «Гаража», Зотова, ГЭСа, с Мосфильма, из «Цикла». Многие из них впервые приехали в Вологодскую область.
Ная: Они приехали с прицелом на то, чтобы потом показать у себя фильмы, которые, как вы сказали, не выходят в широкий прокат?
Сережа: Возможно. Например, фильм из нашей документальной секции — «Глубина Ардженто» — будет показан в «Гараже» уже летом, после фестиваля. Не знаю, можно ли назвать это туризмом, или это все-таки сочетание: и посмотреть Вологду, и фильмы. Скорее всего, и то и другое. Но в любом случае это говорит о том, что мы движемся в правильном направлении и продолжаем делать фестиваль, несмотря ни на что.
Ная: При этом в программе этого года, если я не ошибаюсь, стало больше документального кино. Это так?
Сережа: Наверное, да.
Ная: Это интересный сдвиг. Документальное кино сейчас получает больше внимания и поддержки. Складывается ощущение, что вы тоже идете в этом направлении. Есть ли уверенность, что вологодскому зрителю, который привык к игровому кино, такие фильмы тоже будут интересны?
Сережа: Наверное, зритель действительно больше привык к художественному кино. Нам даже задавали вопрос — не боялись ли мы открываться документальным фильмом Андрея Натоцинского «Наум. Предчувствия».
Ная: У меня тоже был такой вопрос, это звучит неожиданно.
Сережа: Во-первых, в 2022 году мы закрывали фестиваль документальной лентой «Василий Кандинский на Русском Севере». Тогда это было фильмом-закрытием, теперь — фильм-открытие. Честно говоря, я об этом не задумывался специально. Кроме того, в этом году мы отказались от короткого метра по ряду причин.
Ная: А можем их обозначить?
Сережа: Прежде всего, это очень трудозатратно: короткий метр требует много времени на просмотр. И часто художественный уровень таких фильмов низкий — примерно один хороший фильм на пятьдесят. Кроме того, этим нужно заниматься системно в течение года и, наверное, искренне любить жанр. Короткий метр — это отдельная форма, со своими законами, и его сложнее оценивать. Нужно иметь к нему интерес. У меня, признаться, его нет. А подготовка в этом году была сжатой, и просто не хватило времени, чтобы все сделать качественно, в том числе найти хорошие европейские короткометражки. Хочется, чтобы у нас снова была международная программа. Раньше у нас был в основном российский конкурс, а в 2023 году — короткий метр из Германии. В 2024-м — снова только российские фильмы. Но я бы не сказал, что мы окончательно отказались от этого формата. Надеюсь, в следующем году короткий метр вернется — заранее и в международном формате.
Ная: При этом ты упомянул, что фестиваль сохраняет международный статус. Если я правильно понимаю, в конкурсе только один фильм из России. Можно ли поговорить о том, как сейчас зарубежные прокатчики и дистрибьюторы относятся к VOICES — в этическом, моральном и любом другом плане?
Максим: Кто-то не отвечает на письма, кто-то игнорирует, с кем-то идет долгая переписка. Те, кто соглашается сразу — таких, конечно, немного. Мы прекрасно понимаем, что в текущей ситуации ни режиссеры, ни актеры, ни продюсеры просто не приедут. Но конкурсную программу мы продолжаем, и не отступаем от нее ни на йоту. Сегодня вспоминал Игоря Гуськова, первого программного директора фестиваля. Когда он отбирал фильмы, у нас была красная дорожка, приезжали европейские режиссеры — тогда многое казалось возможным. Но я не скажу, что сейчас мы оказались в пустоте: кино у нас есть, мы его показываем. Под лежачий камень вода не течет. Мы продолжаем следовать той структуре, которую заложил Игорь, и сохраняем ее по мере возможностей.
Сережа: Я с Игорем не был знаком, но я его очень любил, читал. На самом деле, отказывают очень много, и с каждым годом все больше и больше.
Ная: Кажется, что наоборот.
Сережа: Хорошо, что создается впечатление стабильности, но на самом деле в этом году мы получили еще больше отказов. До самого последнего момента было пять разных версий конкурсной программы. Отказался даже хорватский режиссер, который приезжал в Россию в 2017 году — он лично запретил показывать свой фильм. Это может быть личное решение режиссера, а где-то — позиция сейлс-агентов, отказавшихся работать с Россией. Впрочем, есть и те, кто сотрудничает, и здесь важно, что мы не являемся государственным фестивалем в прямом смысле. Это, мне кажется, принципиальный момент для европейских дистрибьюторов. Хотя, возможно, для кого-то это уже не так важно — если принято решение работать, значит, работают.
Обидно, что часть фильмов не удается показать из-за сжатых сроков: мы находимся слишком близко по датам к Каннам. Иногда просто не успеваешь юридически оформить показ. Мы очень хотели показать новый фильм Оливера Лаше «Сират», но не успели закрыть сделку вовремя — релиз намечен на осень. Это был бы символический жест: Лаше был у нас в 2011 году с дебютом «Все вы капитаны», есть даже фотография, где он представляет фильм вместе с Игорем Гуськовым. Хотелось сохранить эту связь, и «Иноекино», купив фильм для проката в России, тоже пыталось помочь с показом. Но времени не хватило.
Ная: Я была уверена, что вы покажете с Канн фильм «Прости, детка», который приобрела «Экспонента» — он как раз выходит в июле.
Сережа: Мы действительно много говорим про смену форматов. В прошлом году обсуждали идею включить азиатское кино, но все же не решились. «Прости, детка» — это в первую очередь американское кино. Мы его рассматривали: формально в нем есть европейское участие, и можно было бы заявить его как европейский фильм, но все-таки он не соответствовал регламенту. Хотя, признаюсь, наш регламент довольно гибкий.
Если говорить о самом болезненном отказе для меня — это «Апрель» Деа Кулумбегашвили. Я начал следить за этим фильмом еще до мировой премьеры — весной прошлого года. Предполагал, что он будет в Каннах-2024 и еще тогда звал его на VOICES. Но премьерой стала Венеция, и в 2024 нам пришлось отказаться. Переговоры продолжались целый год. В итоге дистрибьютор принял решение: в этом году они с Россией не сотрудничают. Я очень хотел видеть этот фильм в нашей конкурсной программе. Очень жаль, что не получилось.
Ная: Но ведь есть «Альфа» — пусть, на мой взгляд, она не перекрывает по силе «Апрель», но это тоже довольно рискованный выбор. Все-таки вологжане, кажется, не очень привыкли к боди-хоррору.
Сережа: Боди-хоррор сейчас — один из главных трендов мирового кино после успеха «Субстанции». Каждый новый фильм объявляют «новой Субстанцией». Вот, например, в российский прокат недавно вышла «Гадкая сестра» — и прошла успешно. Так что мы, можно сказать, в тренде.
Но, как я уже говорил, были варианты — показать фильм, который понравится всем. С Канн было несколько претендентов на фильмы открытия и закрытия. Но я очень люблю Джулию Дюкурно. Мы всегда делаем фестиваль для зрителя, и с Максимом часто это обсуждаем. Хочется, чтобы в зале не хлопали сиденьями и не выбегали после первой сцены. Важно найти баланс между авторскими предпочтениями и интересами публики. Когда я посмотрел «Альфу», вспомнил «Антихриста» фон Триера. Должны быть фильмы как камушек в ботинке.
Ная: На «Антихристе» хлопали сиденьями много.
Сережа: Есть фильм «Синонимы» Надава Лапида. Наш гость — Саша Селиверстов. Мы вместе были на премьере «Синонимов», вдоволь его разругали. Потом весь год вспоминали, обсуждали, снова ругали. А когда начали составлять списки лучших фильмов — оба включили его. И вдруг поняли: это выдающееся кино. Оно продолжает с нами говорить. Я надеюсь, что и «Альфа» — не просто фильм о страхе перед эпидемией СПИДа. Такие картины важно показывать, не бояться. Потому что зритель все равно должен встречаться с чем-то болезненным и внутренне меняться.
Я не сразу полюбил Жюлию Дюкурно. Ее дебют оставил меня равнодушным. А вот «Титан» — это уже кино, от которого я был в восторге. Для меня это выдающаяся работа. Несколько дней назад я впервые посмотрел ее короткометражку «Джуниор» 2011 года — ей тогда было 27. Фильм вошел в «Неделю критики» Каннского фестиваля. То есть Жюлия с самого начала была частью Канн. Это невероятно зрелое, сильное кино. Всего 16 минут, а уже видно, что перед тобой профессионал. Ради таких фильмов и стоит делать короткометражный конкурс. Это настоящее чудо — открыть короткометражку и увидеть, что перед тобой уже состоявшийся режиссер.
Ная: Финальный вопрос. Вот, допустим, фестиваль «Короче» — про индустриальные связи. Тарковский — про отслеживание мировых тенденций. А если говорить о VOICES не только как о фестивале с сильным комьюнити, но и как о проекте с задачей? Есть ли у вас своя идейная цель, которую вы ставите, собирая программу, спецпоказы, мероприятия?
Максим: Нам важно показать срез современного кино и окружить его культурным контекстом: лекциями, дискуссиями, атмосферой. Чтобы зритель на эти четыре дня оказался в культурологическом облаке. Мы хотим, чтобы эти дни прошли насыщенно и дали пищу для размышлений. Нас часто спрашивают: «Сколько времени уходит на подготовку фестиваля?» — на самом деле это неочевидно. Есть активные и пассивные фазы, бывают долгие ожидания писем. Зритель всего этого не видит. Он видит только финальную программу. И нам важно, чтобы он мог ей просто наслаждаться и строить свои маршруты внутри фестиваля. Да, это не московский масштаб — у нас не 400 событий. Но программа насыщенная, фестиваль делается для зрителя и про зрителя.
Сейчас в Вологде, как и в Москве, идут масштабные ремонты. Становится меньше площадок — по разным причинам. Например, кинотеатр «Салют», который был молодежным центром. Что они сделали? В процессе модернизации просто срезали экран. Его даже не свернули — а сложили. А если экран складывают, то его уже не используют. Это грустно. Мы не владельцы и не арендаторы культурных площадок в Вологде, и каждый год сталкиваемся с подобными вызовами.
Сережа: Потеря «Салюта» — еще и символическая. Это дореволюционный кинотеатр. В последние годы он функционировал с перебоями, но в прошлом году вход был через пожарный выход. Это создавало особую атмосферу: зал выглядел как нью-йоркский артхаус или даже порно-кинотеатр. НО МЫ ТАМ ПОКАЗЫВАЛИ АЛЕНА ТАННЕРА И ВИКТОРА ЭРИСЕ.
Ная: Атмосфера Скорсезе.
Сережа: Именно. Было круто, даже, может быть, интереснее, чем в «Ленкоме». Обидно терять такие площадки. Что касается программы — я не считаю, что она обязана нести миссию. Часто спрашивают: какой лейтмотив у программы? Легко сказать — например, «отцы и дети». Но что, если фильм не подходит под эту тему, но при этом прекрасен? Не включать его? Каждый фильм уникален и должен говорить сам за себя. Он существует как самостоятельная творческая единица. Даже последний фильм программы — «На посошок» — говорит сам за себя. И посмотрите, в каком он стоит слоте — это внутренняя вологодская шутка.
